Она лежала на кровати, на своем жемчужно-сером покрывале, пуская дым в потолок. Тот обвивался вокруг ее шеи, плеч и поднимался вверх и вверх, все больше становясь похожим на удавку... но в какой-то момент обрывался - она закуривала новую. И ее маленькие изящные пальчики с маникюром "френч" кое-как, казалось, удерживали сигарету, лениво подносили ко рту, а потом стряхивали пепел прямо на пол - пепельница на тумбочке, привезенная из Берлина еще в прошлом году, тускло поблескивала.

Она лежала в растянутой футболке, которую, кажется, покупала кому-то когда-то, но с которой так и не смогла расстаться - это была одна из тех "самых удобных" вещей, которые есть в гардеробе у каждого человека, будь то мужчина или женщина. При этом сама она была одной из тех, которые даже в таких футболках смотрелись не хуже, чем в нарядных платьях.Ее волосы цвета ванили - красилась она месяц назад - были распущены, не расчесаны и разметаны по подушкам, и, хотя челка лезла в глаза, она этого словно не замечала.

Она лежала и думала, а в это время из едва приоткрытой форточки за голубыми занавесками и ажурной тюлю в комнату пробрался ветерок, который сдул на пол, к пеплу, бумаги со стола, запах прелой листвы и машинного масла, приглушенные и неразборчивые разговоры прохожих, которых под ее окнами по вечерам пятницы всегда было много.
Ей было холодно, но вставать и закрывать окно не хотелось, а идти на маленькую кухню за чашкой кофе, которого осталось всего на чашку или две, хотелось еще меньше. Она сделала очередную затяжку и закрыла глаза.